Как ясно вышесказанного, уже третий день страдаю недосыпанием. Не потому, что все время ботаю – просто после того, как я закрываю учебники (часа в три ночи) и ложусь в постель, в голове крутится столько мыслей, что, кажется, голова, словно улей, вот-вот поднимется над кроватью из-за давления внутри и взлетит. Или взорвется, скажем.
Это все было бы не так страшно, если бы не сопровождалось головокружениям и потерями ориентации. А у меня все-таки экзамены. Но я неплохо держусь, несмотря на то, что первый экзамен я завалила. Один испорченный шанс на удачу – и у меня нет спасительных пяти баллов из сорока, которые дали бы мне оценку. Просто попалась такая преподша. Другие преподаватели смотрели на меня сочувственно и с пониманием – видимо, у них там, как в школе с Князевой, которую все ненавидят, но прогибаются под ее авторитетом.
Вообще, кстати, я стала понимать, что когда выкладываю в дайри свои переживания по какому-то поводу, они словно вытекают из меня сюда, а внутри становится пусто. Я нахожу себе много оправданий, которые в конце концов позволяют мне оставаться собой.
В конце концов, свобода – это право на несовершенство.
Это все было бы не так страшно, если бы не сопровождалось головокружениям и потерями ориентации. А у меня все-таки экзамены. Но я неплохо держусь, несмотря на то, что первый экзамен я завалила. Один испорченный шанс на удачу – и у меня нет спасительных пяти баллов из сорока, которые дали бы мне оценку. Просто попалась такая преподша. Другие преподаватели смотрели на меня сочувственно и с пониманием – видимо, у них там, как в школе с Князевой, которую все ненавидят, но прогибаются под ее авторитетом.
Вообще, кстати, я стала понимать, что когда выкладываю в дайри свои переживания по какому-то поводу, они словно вытекают из меня сюда, а внутри становится пусто. Я нахожу себе много оправданий, которые в конце концов позволяют мне оставаться собой.
В конце концов, свобода – это право на несовершенство.